Княжья русь - Страница 101

К оглавлению

101

Ехали неширокими улочками меж глиняных стен. Кишка, бывавший здесь не раз, легко находил дорогу. Богуслав приглядывался. Прикидывал, как вести бой, если удастся прорваться в город. Получалось — сложно. Сплошные стены с запертыми узкими воротами образовывали опасный лабиринт. Даже встав на седло, мало что увидишь. Зато сверху на голову может запросто прилететь горшок с нечистотами. Или что-нибудь посерьезней. Еще Богуслава удивило отсутствие женщин. Редко-редко проскользнет темная фигура, закутанная в ткань с ног до головы. Или проковыляет старая карга, прелести которой уже лет тридцать можно не скрывать — никого не соблазнят.

Телеги грохотали по камням. Иногда приходилось останавливаться, чтоб разойтись со встречными. Разок пришлось даже уступить дорогу: звеня копытами, навстречу проскакал отряд воинов в развевающихся одеждах. Старший, в золоченых тонких парадных доспехах, на изящном арабе-полукровке, метнул на Богуслава сверху острый взгляд: угадал воин воина.

Ну и ладно.

Выехали на площадь. Ого! Прямо посреди — бело-сине-зеленая мечеть. Здоровенная. Башни-минареты, высоченные. Повыше сторожевой башни в киевском Детинце.

На площади — множество лавочек, торгующих всякой всячиной, неизменные нищие, вертящийся человек в женской юбке колоколом, рокот барабанчиков…

Богуслав покосился на Илюху-Годуна. Тот сидел очень прямо, лицо серьезное, строгое… Но глаза так и бегали по сторонам. Интересно мальчишке.

— А вот и наше подворье! — удовлетворенно произнес Кишка. — Приехали, господин. Теперича и передохнуть можно.

Старший отцовский приказчик в Булгаре знал всё и всех. Не зря имя у него было — Хватко. Было, потому что с тех пор, как принял Хватко веру бохмичи, так и имя поменял. Звался теперь не Хватко, а Халил, падал на молитвенный коврик положенное количество раз — по крику муэдзина. Как и все здешние. Однако в его преданности боярин Серегей не сомневался, и говорить с ним можно было прямо.

— Воевать Булгарский Эмират? Ну, не знаю… — Хватко-Халил погладил бритую голову. — Думаю, чтоб просто пограбить, тысяч двадцати воев будет довольно. Города брать — нужно вчетверо больше. А чтоб удержать, пожалуй что и вдесятеро.

— Как это? — не понял Богуслав.

— А так, что попросит эмир о помощи других муслим, у того же багдадского калифа, — и помощь не замедлит. Мы, то есть они, верные пророку, друг за друга крепко стоят.

Глава восьмая,
В КОТОРОЙ ГОШКА ПОПАДАЕТ В БЕДУ

— Слышь, Славка, я пойду прогуляюсь? — Гошке уже надоело слушать умные разговоры. Тем более, он знал, чем такие беседы заканчиваются. Напьются и начнут валять девок. Скучно. А там, за оградой подворья, удивительный неведомый мир.

Богуслав вопросительно взглянул на Хватку.

— Пускай, — разрешил тот. — Деньги у тебя есть?

— С полгривны наберется. — Гошка погладил пояс.

— Важная деньга. Все сласти на рынке скупить можешь.

Гошка поморщился: что он, дитя малое, чтоб медовыми лепешками рот набивать? То есть лепешки-то он любил, но признаться в этом…

— Ты попробуй сначала, — усмехнулся Халил. — Здесь сласти отменные. А сабельку оставь! — велел он, заметив, что Гошка двинулся к висящему на стене оружию. — Оборониться тебе и кинжала хватит, а так еще убьешь кого — потом не откупимся.

Гошка хотел сказать, что он и кинжалом может кого хошь…

Но счел за лучшее промолчать. Не то не выпустят.

Рынок булгарский Гошку восхитил. Он пробовал диковинные фрукты (за попробовать денег не спрашивали и не гнали, угадав в Гошке не побирушку, а денежного купца), так что Гошка набрал полную глиняную тарелку незнакомых сладостей и шел теперь не спеша, разглядывая всё подряд: украшения, оружие, ткани, посуду, иногда заговаривая с купцами то на словенском, то на ромейском (его понимали), отпихивая навязчивых зазывал и непонятных мужчин с нарумяненными, как у девок, умильными рожами. На удивление мало было воришек. Лишь один раз к Гошкиному поясу потянулась цепкая лапка: когда он остановился, чтобы послушать барабанщиков. Но легкого шлепка оказалось довольно, чтобы лапка убралась.

Суетился и горланил местный люд. На кострах жарили лепешки и пахучую баранину. Толстяк с наверченной на голову белой простыней сидел на маленьком стульчике, а перед ним прямо на земле лежали медные и серебряные монетки. Но это был не нищий, а меняла. Нищий устроился неподалеку, выставив на всеобщее обозрение черномясую гнилую язву на ноге.

Гошка удивился. Он уже успел кое-чему научиться у матушки и знал, что с огневицей не деньги надо выпрашивать, а поскорее ногу оттяпать, пока дальше не перекинулось.

Удивился, принюхался… и понял, что огневица фальшивая. Гнилью-то не пахло.

Заинтересовала Гошку забавная игра: сухонький смуглый булгарин вертел на доске три маленьких медных плошки. Под одной из них пряталась монетка. Угадал — монетка твоя. Не угадал — клади свою монетку, и всё сначала.

Понаблюдав немного, Гошка заметил, что булгарин в самый последний момент ухитряется выдернуть монетку из-под плошки и спрятать между пальцев.

Дождавшись, когда булгарин остался один, Гошка присел рядом на корточки и сказал по-хузарски:

— Научи.

Он уже представлял, как позабавит фокусом киевских приятелей, но булгарин учить его не стал. Он почему-то очень испугался, схватил доску, плошки и дал деру.

Гошка удивился.

Позже ему на глаза попался знакомый раскрашенный возок: тот, что въехал в ворота раньше их каравана.

Знакомый мальчишка копошился рядом, разводя костерок. Из возка доносились мужские голоса: бу-бу-бу…

101