Княжья русь - Страница 21

К оглавлению

21

С другой же стороны, языческий брак полоцкой княжны и убийцы ее родичей (обычное дело в окружающем Славку мире), с позиции христианской, не значил ровным счетом ничего. Так же, впрочем, как и присяга, которую принес Славка великому князю: клятва верности варяга — варягу. Иное дело, что для самого Славки варяжская клятва значила немало. Изменить князю на поле боя он и помыслить не мог. А коли речь идет о любовном споре, то тут другой обычай. За бесчестье муж вправе и жену наказать, и ее полюбовника. И виру взять хоть серебром, хоть кровью. Надо сказать, что охочий до чужих жен Владимир тоже, бывало, платил отступное. То есть не платил (князь все же), а одаривал. Хотя уж его-то на поединок вызвать мало кто рискнул бы. Изрядно умел Владимир Святославович на мечах. Да и боги, удача то есть, на его стороне. Князь!

Но в споре из-за Рогнеды обидчиком выходил как раз Славка. И он очень сильно сомневался, что Владимир станет с ним биться. Узнал бы он о связи сотника и княгини, попросту отдал бы прелюбодеев палачу.

Такой исход Славку категорически не устраивал. А поскольку отказываться от Рогнеды Богуслав тоже не намерен, то придется великому князю побыть в неведении.

Глава девятая,
В КОТОРОЙ БОГУСЛАВУ
ВСЕ-ТАКИ ПРИХОДИТСЯ
ВЫЙТИ НА ПОЕДИНОК

День прошел в заботах. Славка готовился к походу в Киев: осматривал кнорр Хривлы и лодью, которую выделил Лунд. Нашел корабли вполне подходящими. Кроме лодьи наместник полоцкий предоставил Славке полусотню воев. Вой были — так себе. Лучшего из них Славка в бытность безусым отроком уделал бы одной рукой. Не дружинники. Ополченцы. Глупое мясо. Опивки сборной Владимировой рати, когда-то бравшей Полоцк. Оружные смерды. Разноплеменный сброд: меряне, чудины, водь, даже невесть как забредший в чужие края охотник-бодрич…

Единственная причина, по которой Лунд их кормил и жаловал: что пришли они из чужих краев и с кривичами сговориться никак не могли.

Славка высказал свое недовольство Лунду, но наместник не внял. Тоже понятно. У него каждый умелый дружинник — на счету.

Других нет, заявил Славке Лунд и обратил внимание на то, что все приданные вой — мужи крепкие и грести умеют хорошо. А если издали взглянуть, то и не поймешь, кто у Богуслава будет весла ворочать. Сочтут возможные недруги щиты да шеломы, решат, что имеют дело с немалой дружиной, — и в драку не полезут. А если все же полезут, так тут пособит Владимиров давний соратник Хривла.

С даном на кнорре пойдут одиннадцать матерых викингов и еще семеро пусть молодых, но по крови — тоже скандинавов. А это многое значит.

Так что Славка хоть и побурчал по поводу своих новых воев, но в основном — для порядка. На такой отряд ни одна разбойничья шайка напасть не рискнет. А рискнет — так там же вся и ляжет. Разбойники — не гридь. Умения воинского у них не больше, чем у мерян-водян Славкиных.

— Зато кормчего я тебе даю умелого и славного, — порадовал наместник Славку. — Десятника моего, Кведульва Мокрую Спину. Надежный воин. Вместе с конунгом нашим не раз в вики ходил.

«Еще один старый хирдманн Владимира, рассчитывающий на благодарность князя», — подумал Славка. И ошибся. Отчасти.

Кведульв Мокрая Спина оказался довольно молодым. И — крутого нрава, как вскоре выяснилось.

Помимо воинского отряда и припасов на лодье следовало разместить Рогнедину челядь и ее немалое имущество. С полудня взмыленные холопы и холопки подлинным присмотром княгини принялись загружать Рогнедино богатство.

Тут-то кормчий и показал себя, свернув пару носов и повыкидывав обратно на причал большую часть Рогнединой клади. Взбешенная княгиня примчалась на берег и в ярости велела холопам скрутить кормчего и отколошматить палками.

Тут бы холопам и конец пришел, потому что Кведульв обнажил меч и с добродушной улыбочкой пообещал организовать полоцким воронам скорую и обильную поживу.

Холопов эта улыбочка не обманула. Всем ведомо: если нурман улыбается, значит, крови будет много — и крови не нурманской.

Пришлось вмешаться Славке. Кое-как он успокоил и княгиню, и кормчего. Первой пообещал, что возьмет на борт всё, что можно. Второму — что не позволит пустить лодью на дно грудой тяжеленных сундуков.

Но присматривать за погрузкой Славке пришлось лично. И удовольствия это ему не доставило.

Вот посреди этих малоприятных хлопот к Славке и подошел его давешний недруг. Нурман Скегги.


— Что тебе надо? — раздраженно бросил Славка, только что разделавшийся с очередным сундуком.

— Ох и грозен ты, варяг, — Скегги ухмыльнулся. — Не хочешь ли отойти в сторонку? Разговор у нас будет — не для чужих ушей.

Голос у нурмана противный, шепелявый.

Передние зубы еще в юности Скегги франк вышиб краем щита.

Голос противный, но вид чересчур самоуверенный.

Славка насторожился.

Отошли.

— Говорят, отец твой — самый богатый человек в Киеве, — начал Скегги. — Правду говорят?

— А тебе какое дело? — бросил Славка.

— Я кое-что видел, — сообщил Скегги.

— Что ты видел?

— То, что я видел, стоит десять марок серебром.

— Да ну?

— Не веришь, — констатировал Скегги. — А между тем если я расскажу кому-то еще, то моя история обойдется тебе намного дороже.

— От меня ты не получишь ни куны! — отрезал Славка.

— Что ж, тогда я предложу свой товар другому купцу. Для начала — княгине Рогнеде. Сдается мне, она не станет жалеть серебра, ведь, если ее муж узнает о том, что кое-кто помогает ему в постельных делах, он очень рассердится. А когда конунг Вальдамар сердится, это очень неприятно для тех, на кого падает тяжесть его гнева.

21